Герман Травников

Книга о художнике

 

Среди полей

Герман Травников. СентябрьЭти странички о моём друге Германе Травникове я пишу в осенние дни. За окнами шумит дождь, облетают деревья, и в голове такие же печальные, тягучие мысли. И чтобы утешиться — смотрю на картину. Она называется «Среди полей». Вглядываюсь в давно знакомый пейзаж, и печаль моя убывает, хотя на картине такие же тёмные осенние краски. Точнее сказать — осень без берегов, предчувствие холодов. Каюсь, люблю эту пору. Впрочем, я в этом не одинок. Ведь часто, слишком часто, именно осенью пробуждается для творчества человек. Вот и у Германа Травникова также — иначе зачем бы ему с завидным постоянством писать осеннее небо, пожелтевшие берёзы, умытые дождями осенние перелески или… или подёрнутые печалью человеческие глаза. Но, кажется, я немного отвлёкся, ведь мои-то собственные глаза всё ещё вглядываются в картину моего друга, хотя я знаю там каждую чёрточку, каждый штрих. Ну и что из того, что знаю, а всё равно не могу оторваться от этого низкого мглистого неба, от этой коричневатой сердитой пашни, на которой ещё недавно всё цвело, зеленело, и теперь пашне, наверное, горько, хоть плачь. Вот она и плачет, тоскует. К тому же недавно здесь хозяйничал мокрый снег, и теперь земля влажная, волглая, над ней даже поднимается дымка. А дальше, за этой дымкой, притулилась деревенька — какая-нибудь Сидоровка, Боровлянка, Утятка…

О, Господи, что со мной! Ведь только что душа произнесла самое дорогое, заветное, не произнесла даже — выдохнула, ведь Утятка — моя родная деревня, «тихая моя родина», как сказал однажды поэт. А рядом с этими словами поставил другие, ещё более пронзительные и святые слова:

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Как это точно и справедливо. Ничего не убавишь и не прибавишь. И как совпадают эти слова с главной заповедью Германа Травникова — быть всегда с родиной, не расставаться с ней ни на миг…

А теперь спросим себя — а можно ли без родины стать художником, можно ли отречься от родной почвы и при этом создавать шедевры то ли в живописи, то ли в поэзии, одним словом, в искусстве? Вопрос этот, наверное, риторический и всё-таки справедливый. По крайней мере, оглянитесь вокруг, задумайтесь — и вы содрогнётесь, — за последние два-три десятилетия в нашей культуре расплодилось столько людей без роду, без племени, этаких граждан мира, для которых всё родное, святое заменилось зелёненькой бумажкой. И теперь выше доллара нет ничего. Но откуда эти люди? Может быть спустились с луны? Может быть. Иначе, почему у них на картинах, да и в книгах, и в музыке — такой же «лунный пейзаж». И попробуйте разобраться в этом нагромождении заумных символов и метафор, в этой какофонии звуков и слов, напоминающих лексикон дикаря. Но не будем отнимать хлеб у искусствоведов, — пусть они разбираются в этих новациях. Нам же интересно живое искусство, живая жизнь. Такая, к примеру, которая предстаёт на полотнах Германа Травникова. И я думаю, правы те, которые считают, что ведущей темой в творчестве этого художника стала земля курганская, наша отчая, родная земля. Да, это правда, конечно же, правда, ведь особая теплота и сердечная боль исходит именно от тех его полотен, где он обращается к родному дому, к своей деревенской родне и природе, с которыми на всю жизнь у него осталась та «самая жгучая, самая смертная связь». Ведь именно там, в бесконечно дорогих для него — Мехонке и Боровлянке, среди полей и берёзовых рощ — истоки его таланта, начало всех начал. Там же — и многие его темы и сюжеты, и, конечно, мечты. Там же душа поклялась перед Богом — никогда не забывать своё детство, свою родную улицу и тёплые материнские руки. Все эти чувства он пронёс через свою многотрудную жизнь. Больше того, с каждым днём, с каждым годом эти нравственные правила в его творчестве только крепли, наполнялись глубинными философскими раздумьями о жизни и смерти, о земле и космосе, и, конечно же, о хлебе насущном. Это слышится даже в самих названиях картин, ёмких и лаконичных: «Перед снегом», «Осинник», «Скоро холода», «В ожидании письма», «Последний снег», «Август», «Гость»…

Я сделал паузу, потому что давно выделил для себя этого гостя. Выделил и преданно полюбил, хотя и картина эта без всяких вторых планов, подтекстов, и сюжет здесь предельно прост: к матери, в дальнюю деревню приехал гость — родной сын, и мать готовит по этому поводу угощение. Она стряпает какие-то шанежки, пирожки, а в русской печи горят дрова, а возле них — чугунок. Там, наверное, картошка или какая-то нехитрая похлёбка. Её хватит на ужин, а потом и останется на утро. Ведь когда рассветёт, сын опять соберётся в дорогу, а мать выйдет проводить. И тихо, незаметно всплакнёт, потому что сын всё время куда-то уезжает, а она остаётся одна. А как было бы хорошо, если бы и он остался дома, под материнским приглядом, а потом бы завёл семью и стал бы воспитывать своих деток. Но пока, видно, не суждено, — и вот мать стряпает хлеб, а сама думает свою грустную думу. А потом придёт ночь, и мать будет долго ворочаться под невыносимо тяжёлым одеялом и только под утро немного вздремнёт, но надо уже вставать… Всё просто, знакомо. Так было у всех, так было и у меня, так было и у самого художника. Потому и память наша возвращается к родному порогу, к этой деревенской тишине среди полей и берёзовых рощ. Кстати, одна из картин моего друга так и называется — «Тишина». А на картине — деревенские домики, речка, а в речной пойме — копёшки сена, рядом с которыми — белая-белая лошадь. А вокруг — тишина, покой, и только в речке порой плеснётся рыба, и опять покой, тихая радость, одним словом, жизнь. Да, жизнь нашей души, которой уже хочется навсегда поселиться в этих домиках возле речки с песчаным дном, возле этой тишины, под вечным спокойным небом. Впрочем, точно такие же чувства охватывают тебя, когда ты смотришь и на «Околицу», и на «Последний снег», и на «Осеннее небо». На этих полотнах много грусти, тихой мечты, ожиданий и ещё много-много неба. Да, я не оговорился: в пейзажах художника небо занимает какое-то особое, даже ведущее место. Хочется вглядываться в это небо, а потом в собственную душу и думать о жизни, о своей жизни, в которой было всё — и печаль, и радость, и весна, и осень, и вот уже подступают первые заморозки, а там уже — и зима. И я снова не оговорился — вот и моему другу скоро исполняется семьдесят, а это значит… Но я уверен, это значит только одно — ещё сильнее надо ценить жизнь и своё дело, но особенно нужно ценить и беречь талант, здоровье и своих близких.

Да, своих близких… Вот мы и прикоснулись к самому святому и трепетному в любом человеке, и это святое называется — семья. Думаю, все согласятся с тем, что семья и работа — это всегда как песочные часы, как сообщающиеся сосуды. И счастлив тот, у кого сосуды эти наполнены теплом и светом, радостью и надеждой. Кстати, именно так и случилось у моего друга, именно так. Ведь у него прекрасная жена Ольга Константиновна, она — настоящий друг и помощник. У художника — три дочери, и это особая радость, потому что двое из дочерей стали художницами и пошли дорогой отца. Теперь у каждой из них своя творческая биография, своя большая судьба.

Не могу не вспомнить сейчас свою первую встречу с картинами Юли Травниковой, это была счастливая встреча. Выставка проходила в читальном зале областной библиотеки имени А.К. Югова. Всего было сорок четыре работы выпускницы курганской средней школы №42. С тех пор прошло уже целых пятнадцать лет, но я отчётливо помню даже названия полотен юной художницы — «Золотая пора», «Осень в лесу», «Речка Ик», «Синий пруд». Применительно к Юле я бы назвал такую живопись — переживанием юной души. И такие переживания у юной художницы обычно связывались с дорогой, с путешествиями, с удивлением от новых мест. В ту пору она проехала по самой глубинке исконной России, побывала в старинных русских городах и от этих впечатлений родились рисунки, картины — «Никитский монастырь», «Вечер в Ямской», «У Горицкого монастыря», «Торжок. Вечер»… Я тогда написал об этих картинах в областную газету, и статья моя называлась «Голубое, зелёное, нежное». И в этой статье чувств было больше, чем слов. Ведь Юля Травникова напомнила нам о наших корнях и святых местах, она как бы произнесла вслух эти вечные и роковые вопросы — кто мы на этой земле и что будет с нами через многие-многие годы? И будем ли мы счастливее своих родителей или повторим их страдания?.. Впрочем, точно такие же вопросы мучают и Юлиного отца — замечательного художника, нашего знаменитого земляка. Вот почему в его полотнах столько боли и столько скрытой печали. И ещё — силы, упрямой, негнущейся силы. Мне такое состояние порой напоминает туго натянутый канат — вечно обожжённые нервы. Но надо ли этому удивляться, ведь жизнь за нашими окнами далеко не идеальна. Ну и что из того — всё равно нужно жить и надеяться. А когда в груди застрянет тяжёлый комок и там совсем не останется кислорода, нужно отправиться в свою Боровлянку, Мехонку, Утятку и там, среди полей, возле родной речки, у озера, возле родительских могилок снова набраться сил и мужества, чтобы продолжить свои дни на земле. А самое главное — продолжить работу художника, творца, созидателя. Ведь именно к этому и призывает нас Господь — терпи, не сворачивай с дороги и тогда дойдёшь до вершины. А эта заветная вершина и есть Красота, которая спасёт мир. Впрочем, это уже не мои слова, а нашего бессмертного классика. И моя душа с ними согласна.

Виктор Потанин

Вверх страницы
© 2007-2013 Травников Г.А.
Любое использование материалов сайта, фотографий работ художника
без письменного разрешения автора запрещено.